О`Санчес - Перепутье второе
– Храни нас боги – встречать Его Величество так часто, как вы говорите! Нравом он крут и переменчив. Кстати, и не пристало рыцарю шастать по передним, в надежде снискать случайную благосклонность от сильных мира сего…
– О нет, сударь Докари, вы неправильно меня поняли: я не собираюсь натирать штанами скамейки в монарших передних, но – удостоиться лицезреть, хотя бы однажды, государя и его семейство… А пуще того – принять из высочайших дланей рыцарский венец!.. Это великое счастье, отсутствие которого, вам, столичным вертопрахам, просто не понять. У нас в провинции на многое смотрят совсем иначе, нежели у вас…
– Я считаю, что его светлость маркиз Хоггроги был несомненно прав насчет вас, дорогой Керси, ибо вы вполне заслужили принять рыцарство непосредственно из рук Его Величества…
– А Лери только на будущий год сие светит… Ух, как он мне завидовал, мне даже совестно перед ним стало… сам не знаю за что…
– Через год вы сравняетесь, и все загладится. Какой, все же, отвратительный постоялый двор… Жаль, что темнеет, иначе…
– Пустяки, сударь Докари, переночуем, а с утра в путь, не впервой.
И все-таки предчувствие не обмануло князя Докари, и они едва не попали в неприятную переделку.
Трактирный зал был не то чтобы забит постояльцами, но полон шумом, который они создавали: пятеро полупьяных дворян, одетых по-военному (скорее всего, это были так называемые добровольные ополченцы, а проще говоря – дворяне наемники, следующие в точку сбора к одному из местных властителей) не придумали ничего лучше, как затеять игру в «тук-тук», а именно укрепили на входной двери мишень и поочередно метали туда кинжалы, нимало не смущаясь, что кто-то может эту дверь открыть и попытаться войти во время очередного броска.
Так и случилось, дверь распахнулась – кинжал уже летел.
Дверь открывали юные путешественники, впереди шел князь Докари. Он мгновенно выставил руку и перехватил крутящийся в воздухе кинжал прямо за рукоятку. Бешенство, хлынувшее к нему в сердце, никак не проявилось ни в выражении его лица, ни даже в громкости его голоса.
– Осторожнее, сударь, по-моему, вы обронили ножик.
Докари завел руку за спину и, не оборачиваясь, воткнул кинжал в дверную притолоку. Керси, вошедший следом, обшарил обстановку шустрыми черными глазами, все понял, но проявил себя чуть менее сдержанно:
– Тупое село на пьяном отдыхе! Хозяин! Будьте добры, две комнаты для ночлега, моему другу и мне.
Прибежал хозяин и горячо заверил, что комнаты будут готовы через несколько мгновений, а пока сиятельные судари могут освежиться здесь же, за счет заведения.
– Говорит учтиво, а, Керси? Придется малость потерпеть. Два отвара на костях зверей молочных…
Все события развивались стремительно: половины минуты не прошло, как оба путешественника уже сидели за отдельным столом, в ожидании отвара и комнат. Наученный долгими путешествиями, Гвоздик смирно ждал снаружи, сидя возле коновязи, рядом с хозяйскими кобылами, Черникой и Волной.
Оба юноши были хорошо сложены и развиты, росту в Докари было четыре локтя без двух пальцев, Керси на палец пониже – он хорошо вымахал за последний год.
Это только рядом с маркизом Хоггроги Солнышко оба они смотрелись худосочными и тщедушными, среди обычных же людей – никак не выделялись в слабую сторону, скорее, даже напротив. Но лица, лица их выдавали крайнюю молодость, которая слишком часто сочетается с неопытностью и робостью… Вот именно их юные лица, а также принятые внутрь горячительные напитки подстегнули обиду пятерых дворян, игравших в «тук-тук».
Обозвать ножиком боевой кинжал… сказать на них «тупое село»! За такие слова можно вырезать целую провинцию, причем совершенно бесплатно.
Один из дворян, все еще стоявших у «швырятельной» черты откашлялся:
– По-моему, два щенка нуждаются в порке. И я лично наме..
– Ваши милости! Комнаты готовы!
– Князь Докари соизволил услышать только слова трактирщика, поблагодарил кивком и свистнул. Дверь бухнула, открываясь, и с размаху, настежь отворенная, хрястнула о каменную стену: это Гвоздик вбежал, улыбаясь люто и счастливо.
– Тихо, Гвоздик. Хозяин, счет с утра пораньше, и позаботьтесь о лошадях.
Путешественники пересекли мертвую тишину зала, чинно взошли наверх и там уже, наверху, оба вошли в комнату, предназначенную князю Докари.
– Побудьте у меня несколько минут, Керси, ибо они все же дворяне: дар речи неминуемо к ним вернется, и они придут за разъяснениями, либо, напротив, с разъяснениями.
Керси молча кивнул, за время путешествия он привык доверять старшему другу.
И точно: осторожное пошкребывание, извинительное бормотание…
– Что такое, любезный хозяин?
– А… я… они… просют выйти к ним… Вон там…
В нескольких шагах от двери их ждал один из этих дворян, как раз тот, который так неосторожно швырнул кинжал.
– Да, сударь?
– Гм… Я Итахи Сотика, пожизненный виконт!
– Рыцарь князь Докари Та Микол. У вас есть ко мне обиды?
Дворянин, пришедший за вызовом, тем временем стремительно трезвел. Он вспомнил вдруг, как это юное сиятельство обращается с летящим кинжалом, он вдруг увидел в дверях страшенную морду обуреваемого любопытством Гвоздика, он понял вдруг, что юноша, стоящий напротив него, носит золотые шпоры, ничуть не ниже ростом, а в плечах пошире, и вообще глаза его светятся отнюдь не страхом перед ссорой…
– К вам, сударь? Ни малейших. Но вот к вашему спутнику… признаюсь… – У Итахи Сотиха был очень быстрый и изворотливый ум, он даже успел вспомнить «тупое село», слова, которые якобы и привели его на второй этаж, к дверям путешественников.
– А… разумеется Позвольте представить: дворянин Керси Талои, оруженосец маркиза Короны сударя Хоггроги Солнышко, за бесстрашие и удаль, за многочисленные подвиги на поле боя представленный им к венчанию в рыцари.
Друзья, Керси и Рокари, успели отъехать довольно далеко от владений маркиза, но репутация его и слухи о нем разошлись еще дальше. Вполне возможно, что виконт Итаки Сотика, не на шутку струхнувший, но, тем не менее, движимый долгом чести, не решился бы отступить открыто, однако в разговор вмешался Керси.
– Послушайте, сударь Докари! Вы напрасно тратите столько времени на этого вонючего кабана!.. Виноват! Прошу прощения за оговорку – борова! Уступите мне место, и я враз обрублю ему уши.
– Что-о? – Итаки Сотика оторопел, весь уже трезвый как стеклышко.
– Да. А вслед за ушами руки, а потом ноги. Язык отрежу, а губы сохраню, чтобы он мог с их помощью зарабатывать себе на жизнь, высвистывая и вышлепывая для постояльцев веселые песенки на заказ. Боги милосердные! Он еще здесь!
